"С тех пор, как Гуттенберг изобрел печатный станок, молодежь пошла не та. Уткнутся в книгу - никакой духовности.» Никола Флавийский, 1444 г.
Ещё о Бродском от Наймана, прекрасное:
В полдень ему надлежало представлять русскую поэтессу по случаю выхода книжки ее стихов в Италии. Много лет назад в Ленинграде другая поэтесса, рычавшая на мир, как дикая кошка, говорила, что стихотворение, будучи нарушением сущего, должно восприниматься сущим как преступление, а если нет, то нет и поэзии. Она была талантливая, но главное, она была максималистка, и это делало ее стихи бо́льшими, чем сделал бы один талант. Преступление не преступление – дело вкуса, но что-то в мире должно стать не так, как было, пока в нем не было стихотворения. У этой, переведенной на итальянский, стихотворение не значило н и ч е г о, ничего не происходило, пока слова стекали от первого к последнему, ничего не менялось, когда перелистывалась страница. На мостике перед входом в помещение, отведенное для действа, я сказал, что погуляю, встретимся после, а он, докуривая сигаретку, пробормотал: «Ничё-ничё, у нее можно вытащить строчку-другую», – уговаривая самого себя.
В полдень ему надлежало представлять русскую поэтессу по случаю выхода книжки ее стихов в Италии. Много лет назад в Ленинграде другая поэтесса, рычавшая на мир, как дикая кошка, говорила, что стихотворение, будучи нарушением сущего, должно восприниматься сущим как преступление, а если нет, то нет и поэзии. Она была талантливая, но главное, она была максималистка, и это делало ее стихи бо́льшими, чем сделал бы один талант. Преступление не преступление – дело вкуса, но что-то в мире должно стать не так, как было, пока в нем не было стихотворения. У этой, переведенной на итальянский, стихотворение не значило н и ч е г о, ничего не происходило, пока слова стекали от первого к последнему, ничего не менялось, когда перелистывалась страница. На мостике перед входом в помещение, отведенное для действа, я сказал, что погуляю, встретимся после, а он, докуривая сигаретку, пробормотал: «Ничё-ничё, у нее можно вытащить строчку-другую», – уговаривая самого себя.